Ледокол михаил сомов 1985 история. MIKHAIL SOMOV - научно-исследовательское судно - где находится в реальном времени по данным Марине Трафик (Marine Traffic), технические характеристики

Легендарный капитан "Михаила Сомова", Герой СССР Валентин Родченко рассказал о своей непростой судьбе

Жизнь - самый крутой сценарист и драматург. События в ней порой так закручиваются, что такое не смогло бы родиться даже в голове самого талантливого сценариста. Поэтому реальные события часто ложатся в основу художественных фильмов.

Так произошло и в случае с кинолентой «Ледокол» - про застрявшее во льдах Антарктики судно. Но в отличие от главного героя его прототип - капитан дальнего плавания Валентин Филиппович Родченко - после возвращения из 4-месячного ледового дрейфа пережил еще немало невзгод. И как итог - социальный дом престарелых... Именно там «МК» и нашел этого уникального человека.

Валентин Филиппович в доме престарелых. 2016 год.

Окраина Санкт-Петербурга, Выборгский район, панельные многоэтажки... В одной из них, в доме престарелых, теперь обитает легендарный капитан дальнего плавания.

Здесь в основном бабули живут старенькие, - объясняет Родченко.

Валентин Филиппович тоже немолод - 77 лет. Но при этом бодрый, активный. И бессменная тельняшка под рубашкой...

В комнате у Родченко куда ни глянь - везде морская тематика. Сразу понятно, что здесь живет моряк. Большущий глобус с начерченными ручкой тонкими линями - это маршруты, которые проделал капитан. Линии эти тянутся от Арктики до Антарктики. В коридоре большая рында, фотографии кораблей, карты, дипломы. Вот плакат «Капитаны научного флота». На нем и сам Родченко. Про него написано: «Командовал зажатыми льдами моря Росса НЭС «Капитан Сомов» в период 133-суточного дрейфа, за который ему присвоено звание Героя Советского Союза...». Тогда, в 1985-м, задержавшись в водах Антарктики, ледовое судно «Михаил Сомов», которым командовал Валентин Филиппович, попало в зиму. А это пятидесятиградусный мороз, непроходимые льды, гигантские айсберги, которые в любую секунду могут раздавить корабль как щепку. Оставалось только одно - погибать. Но команда «Михаила Сомова» выжила. Именно эта история про дрейф во льдах Антарктики и легла в основу фильма.

Валентин Родченко на «Михаиле Сомове». 1985 год. Фото предоставлено участником спасательной экспедиции, оператором Александром Кочетковым.

Жизнь и море...

- Как вы попали на флот?

У меня в роду моряков не было, рос я в небольшом селении под Луганском. Отец вернулся с войны инвалидом, мама умерла, когда мне было 14 лет. Отцу тяжело было меня кормить, денег совсем не было в семье. Я думал, как бы облегчить жизнь ему. И вот увидел объявление в газете о наборе в Ждановскую мореходную школу. Написано было, что учащиеся будут обеспечены формой и едой. Вот я и пошел. В самый свой первый выход в море сразу попал в шторм. Помню, меня так укачало, что я решил: все, больше в море никогда не пойду. После школы ходил на корабле матросом. Наше судно курсировало от Одессы по Суэцкому каналу в Египет и обратно. Через год работы капитан направил меня учиться дальше, в Херсонское мореходное училище, говорил: будешь капитаном! По окончании училища меня распределили во Владивосток и направили на ледокол в Арктику на проводку транспортных судов по Северному морскому пути. Иногда (на период отпуска) удавалось сходить во Вьетнам (тогда там была война), в Индию, Японию. И только когда меня перевели на «Михаил Сомов», на пути в Антарктику и при возвращении мы всегда заходили в иностранные порты.

Романтика! Особенно в советские годы, когда мало кто выезжал за границу. Вы, наверное, могли много всего интересного там накупить....

Это только со стороны так кажется, однако желающих работать в Арктике и Антарктике было немного. Это же как в тюрьме! Стандартный рейс - 7–8 месяцев. В моей карьере были и дольше, когда больше года дома не бывал. Что здесь хорошего? Семью даже сложно завести.

А что касается покупок, то знаете, какие нищенские зарплаты были у моряков в советское время? Не разгуляешься. Я как-то общался с капитаном норвежского судна, и разговор у нас зашел про деньги: кто сколько получает. И когда я озвучил ему свою зарплату, он просто не поверил. Говорил, у них на судне уборщице больше платят. Я тогда как-то отшутился, но за державу было обидно. Если я, капитан, столько получаю, то что уж говорить о матросах и девочках-уборщицах.

- А что, на корабль берут работать и женщин?

Конечно, берут! Только, как правило, они недолго работают - пару-тройку рейсов, потом выходят замуж и оседают на берегу. У нас на «Михаиле Сомове», например, было девять женщин. А на ледоколе «Владивосток», который пришел нас спасать, - двадцать две. Кстати, когда еще в начале дрейфа появилась возможность эвакуировать часть людей вертолетами - на доступное для перелетов расстояние подошло транспортное судно с усиленным ледовым классом «Павел Корчагин», - я объявил всем, что желающие могут написать заявление и отправиться домой. Так вот все эти девять женщин сказали, что хотят остаться! Что не хотят корабль и команду бросать. Для меня это было удивительно. Но женщин вопреки их желанию было приказано все же эвакуировать с «Сомова». А мы остались дрейфовать.

Это вы пока вперед забегаете. Расскажите, как вообще получилось, что ваш корабль оказался там в разгар антарктической зимы?

Мы изначально поздно вышли в рейс. И когда вошли в море Росса и двигались в сторону антарктической станции «Русская», дело уже было в середине марта (в Южном полушарии зима наступает в наше календарное лето, то есть в марте там уже начинается зима. - Д.К. ), когда навигация в этих водах уже заканчивается. На судне было два вертолета, которые совершали ледовую разведку, проще говоря, летели вперед и смотрели, как и где расположен лед. И вот однажды борт вернулся с разведки с абсолютно белой ледовой картой. Никогда больше - ни до, ни после - я такую карту не видел! Я спросил ледового разведчика: «Юра, что за шутки? Где тут ледовая обстановка?». А он просто молча развернулся и вышел. И я все понял.

Легендарная встреча "Михаила Сомова" и "Владивостока". Фото предоставлено участником спасательной экспедиции, оператором Александром Кочетковым.

Адский ледовый дрейф длиной в 133 дня

- А почему вы тогда не развернулись и не пошли обратно, на север, к теплым водам?

Не было других вариантов. Уходить - это значит бросать наших полярников на верную смерть. Их там, на «Русской», было 26 человек, годовая экспедиция уже подходила к концу - мы как раз должны были их забрать, а новых туда высадить. То есть люди там остались бы без еды и топлива, а это верная смерть при морозе в 70 градусов по Цельсию. Так что решение было без вариантов - идти дальше, пробиваться. С невероятными усилиями «Михаил Сомов» подошел к Антарктическому материку на такое расстояние, когда до станции могут долететь вертолеты. Изначально план был просто забрать с «Русской» людей и срочно идти обратно. Но ледовая обстановка нам показалась не такой опасной, и мы, воодушевленные тем, что пробились к полярникам, посоветовались с Москвой и решили все-таки осуществить план до конца и закинуть на полярную станцию новую смену. Это был наш глобальный просчет, как в народе говорят, жадность фраера сгубила. Ведь забрать людей вертолетами - это два дня максимум. А вот закинуть новых, а значит, и еду и топливо на год - это минимум неделя. За это время лед совсем встал. И на обратной дороге мы попали в самый настоящий дрейф.

- В чем опасность дрейфа? В фильме показано, что судно просто вмерзло в лед и стояло неподвижно много дней...

Ага, если бы так было за такое Звезду Героя не дали бы. Вмерз и сидишь спокойно, чай пьешь. Нет, не так! Льды в Антарктике вовсе не такие, как в Арктике. Это там можно сесть на льдину и плыть на ней хоть месяц, хоть год. Таких экспедиций в Арктике было много, кстати. А в Антарктике льды не такие устойчивые. Они там постоянно сталкиваются между собой, рушатся, крошатся. А корабль наш оказался зажат между ними. В любую секунду его могло бы раздавить льдами как щепку. Ведь судно такого класса, как наш «Сомов», не рассчитано на льды толщиной больше 70 сантиметров. Все эти 133 дня он буквально трещал по швам от постоянного сжатия льдами. И неизвестно, выдержал ли бы он. Но самая большая опасность от айсбергов. А они в Антарктике огромные и плывут своей дорогой, которая может быть наперерез с нашей. Мы двигаемся в поверхностных течениях. А у айсберга под водой две трети его высоты - это 200, 300, а иногда и больше. И его несут совсем другие, глубинные течения. Любой из них мог раздавать наш кораблик. Некоторые сотрудники от всего происходящего с нами лежали чуть ли не в предынфарктном состоянии. А успокоительные лекарства у судового врача очень быстро закончились. Хорошо, что большую часть людей удалось эвакуировать на «Павел Корчагин». Тогда я и объявил, что желающие могут покинуть судно. А женщины тогда как раз и выразили желание остаться... Всего тогда судно покинуло 72 человека. Нас на корабле осталось 53.

- Вы-то сами не хотели эвакуироваться?

Нет, не хотел, да и не бывает такого, чтобы капитан покинул судно без команды сверху. И потом никто не предполагал, чем все это в конечном итоге обернется... Я до этого уже бывал в ледовом дрейфе 50 дней. Правда, это было не зимой, а летом. А отдел ледовых прогнозов, подразделение Института Арктики и Антарктики, заявлял, что в ближайшее время с большой долей вероятности случится разрядка льда, что даст нам возможность двигаться. К тому же они рассчитали, что корабль естественным образом течение будет нести на север, где лед слабее. Но они просчитались.

- Вы теперь так спокойно об этом рассказываете... А тогда было страшно?

(Молчит.)

Да некогда было особо бояться. Даже поспать и поесть иной раз удавалось раз в несколько суток.

На самом деле после возвращения из дрейфа Валентин Филиппович стал верить в Бога. И сейчас у него много икон.

- А еда-то была?

С едой как раз все было в порядке... А вот топливо кончалось. А оно жизненно необходимо для того, чтобы отходить на относительно безопасное расстояние от айсбергов. И, конечно, для обогрева. Ведь за бортом ‑50°С, а корабль - это железная коробка, которая остывает мгновенно. Мы экономили топливо изо всех сил. В каютах поддерживали минимальную температуру. Ни о каких изысках типа душа не могло, конечно, быть и речи. Но даже несмотря на жесткую экономию, топливо у нас катастрофически быстро заканчивалось. И если бы тогда не подоспела спасательная экспедиция на ледоколе «Владивосток», мы бы погибли.

Ни до «Михаила Сомова», ни после ни одно судно не попадало в дрейф в антарктическую зиму. Заход в порт любого судна рассчитывается за полгода вперед, согласуются сроки. И когда «Михаил Сомов» пропал и не пришел в назначенное время в назначенное место, международное морское сообщество решило - судно раздавило льдами. Между тем в СССР никто ничего не говорил о «Михаиле Сомове» и о ситуации, в которую он попал.

Я получил шифровку не выходить ни с кем на связь и не отправлять на Родину телеграммы членов команды. Несправедливый это был приказ, но что я мог поделать? При этом члены команды не знали о том, что все их послания начальник радиостанции не отправлял. Они по-прежнему писали родным и близким.

- Что писали?

Многие прощались. «Мы попали в дрейф. Обстоятельства очень тяжелые, судно повреждается от сжатия льдами и может не выдержать. Мы погибнем. Прощайте!». Конечно, если бы такие телеграммы пришли родным, то они бы начали бомбить правительство.

- Но все-таки шила в мешке не утаишь. Наверняка люди все поняли через какое-то время. Бунта не было?

Бунта не было, но неприятный инцидент все же случился. Как-то ко мне в рубку пришли и сказали: так, мол, и так, мы вас приглашаем на собрание. Какое собрание? А они отвечают: приходите и все узнаете. Конечно, мне все стало понятно. Пришел, люди стали меня спрашивать: «Вы говорили одно, а получается другое! Сами утверждали, чтобы бывали в дрейфах и все знаете. Вот теперь спасайте нас!».

- И что вы сделали?

Я не стал оправдываться, честно сказал, что реально раньше попадал в дрейфы, но на этот раз случилось все намного хуже. Что нас ждет дальше, я не знаю, но делаю все, что от меня зависит. Одним словом, попытался успокоить. Кстати, я всегда на доску объявлений вывешивал телеграммы от руководства, чтобы команда знала, что ситуацию контролируют из Москвы.

- А почему же за вами не высылали спасательную экспедицию?

Хотели. Но это было мало осуществимо. Сам институт не располагал судном, способным добраться до нас, ведь толщина льда была уже больше трех метров. Подключили другие ведомства, которые обладали судами высокого ледового класса, но никто не хотел идти на риск. Атомный ледокол бы прошел, но ему технически нереально идти через теплые, экваториальные воды - не охладится реактор. Военные рассматривали даже вариант прислать к нам атомную подводную лодку. Но когда я сбросил данные по толщине льда - от этой идеи тоже отказались.

Спасение пришло откуда не ждали - от журналистов

- Но все-таки потом послали «Владивосток».

Да, но это произошло уже после того, как нас обнаружил американский спутник. Ко мне в каюту прибегает сотрудник радиорубки: «Капитан, пойдемте скорее, там что-то про нас говорят по «Голосу Америки». И действительно, по радиостанции передали короткое сообщение, что спутник обнаружил во льдах Антарктики судно, что стоит оно с огромным креном, признаков жизни на борту нет - свет не горит, никого не видно - и что, скорее всего, это русский корабль «Михаил Сомов».

- А до этого, получается, руководство страны было не в курсе, что во льдах погибает советское судно?

Скорее всего, да. Тут же была создана государственная комиссия, возглавлял которую Андрей Громыко, председатель Президиума Верховного Совета. Но все, что они могли сделать, это мониторить нашу ситуацию. Все специалисты, в том числе и иностранные, сказали, что посылать спасательную экспедицию бесполезно, лед слишком крепкий и непроходимый.

- Но все-таки ледокол «Владивосток» пошел?

Да, и за это отдельное спасибо Артуру Чилингарову. Не знаю, как ему удалось убедить и госкомиссию, и руководство страны выделить ледокол! До этого директор института пытался это сделать, но ему не удалось. Чилингаров очень пробивной. И к тому же настоящий авантюрист, в хорошем смысле слова. Ведь успех спасательной экспедиции был под большим вопросом, шансы оценивались как 50 на 50. Но он рискнул и ее возглавил. «Владивосток» пошел нас спасать.

Около месяца ледокол добирался до «Михаила Сомова». По дороге он, не рассчитанный на тропические штормы, еле-еле прошел бурные 40‑е и 50‑е широты. Потом несколько раз был зажат во льдах Антарктики, но выбирался. Все-таки он в три раза более мощное судно, чем «Михаил Сомов».

Как они до нас добирались - это отдельная история. Кстати, говорят, именно Чилингаров предложил снять по этой истории фильм. Ну а мы радостно возвращались домой. В каждом порту нас встречали с оркестром, везде были журналисты, чиновники высоких рангов, послы. Я раздал много интервью. «Михаил Сомов» и история его чудесного спасения стали известны всему миру. Но дома, в Питере, меня ждали сотрудники прокуратуры. Они затеяли служебную проверку.

Кроме того, состояние моей нервной системы у медиков вызывало сомнения. Считается, что через три месяца в экстремальных условиях у любого командира едет крыша. То есть он становится недееспособным. Я же командовал дрейфующим судном 133 дня. И вот после тщательного обследования через 4,5 месяца меня выписали с припиской: выход в море, а уж тем более в Арктику и Антарктику, не рекомендуется.

- То есть вам поставили диагноз и признали недееспособным?

Слава богу, диагнозов не ставили. Позже начальник медицинской академии сказал, что успех дрейфа во многом зависел от того, что его капитан оказался простым, деревенским парнем, не привыкшим к легкой жизни и не впал в панику. После дрейфа я три года работал на научно-исследовательских судах в экваториальной зоне и в тропических районах океанов, а затем вернулся на «Михаил Сомов».

- А Звезду Героя вам когда вручили?

О, это произошло абсолютно неожиданно для меня. Мы с другом сидели вечером в Питере и чай пили. И тут его жена кричит нам: скорее идите, тут про Валю по телевизору говорят. Прибежали, а диктор программы «Время» объявляет, что мне, Чилингарову и летчику «Владивостока» Лялину присвоены звания Героев СССР. На следующий день в нашем НИИ все меня поздравляли. А я спросил, как же теперь прокуратура поступит. Но меня успокоили: забудь, говорят. И правда, меня больше не трогали и никуда не вызывали.

Зато Валентина Родченко стали рвать на части журналисты. Он, от природы скромный человек, даже ходил в обком партии и просил как-то поспособствовать уменьшению его славы на ТВ. Тем более не до этого ему было - семейная жизнь трещала по швам...

Дом Родченко в Луганске. Так он выглядел до бомбардировок. 2013 год.

Одинокий морской волк

О своих странствиях Валентин Филиппович может говорить бесконечно. А вот разговоры о личной жизни даются ему с трудом. Он пережил два неудачных брака и с 1986 года, практически сразу после возвращения из антарктического дрейфа, живет абсолютно один.

Ой, не хочу я про это говорить, - отмахивается он. - Такие разговоры только настроение мне портят. Ну какая может быть семья у моряка? Еще адмирал Нахимов говорил, что если ты избрал судьбу моряка, то забудь о женитьбе, потому что несчастливы будут оба. И я считаю, он абсолютно прав. Но в любом случае я благодарен судьбе, что у меня внучка есть. Это моя награда за дрейф, я так считаю.

Внучка Валентина Филипповича Ирина живет во Владивостоке, ей 26 лет. С дедом они видятся нечасто, билет до Санкт-Петербурга - недешевое удовольствие.

Я бы очень хотел, чтобы внучка со мной жила. Все-таки здесь, в Питере, ей было бы лучше - больше перспектив. Но некуда ее поселить. У меня же одна комната всего в этом социальном доме. Так что, когда она приезжает, я ухожу ночевать к друзьям.

- А как так получилось, что вы живете в казенных стенах?

Ой, это такая печальная история... У меня была квартира в Питере, в ней я жил еще с 80‑х. А отец так и прожил всю жизнь в нашем стареньком доме под Луганском. Дом этот был в очень плохом состоянии, буквально разваливался. Пенсия у меня не такая большая, чтобы хватило на его восстановление. Но я не мог допустить, чтобы он развалился. Вот и продал квартиру в Санкт-Петербурге и в Луганск перебрался. И климат там лучше, чем в Питере, и все свое, родное. Я полностью дом перестроил... Но в 2014 году начались обстрелы.

Все, что осталось у Валентина Филипповича от дома на родной земле, - фотографии. Они стоят у него в рамочке: скромный, но аккуратный кирпичный домик, лужайка, бассейн. В отдельной рамке фото собаки.

Это моя собака. Просто дворняжка. Мы с ней там вместе жили, но она из-за обстрелов убежала, и я не смог ее найти... Я не думал, что покидаю свой дом навсегда. Тогда же, летом 2014‑го, все говорили, что обстрелы эти максимум недели на две. Сначала я вообще хотел переждать там, прятался в подвале. Но подвал у меня хлипенький, буквально небольшая яма, накрытая рубероидом. А палили так, что мама дорогая! Из системы «Град» стреляли, земля тряслась. В один прекрасный день снаряд попал прямо в мой сад, в 12 метрах от моего укрытия. И тогда я понял: надо бежать. Из вещей взял только пару рубашек. В доме все осталось, все фотографии, вырезки из газет про «Михаила Сомова», теплые вещи... Найду ли я что-нибудь, когда война там кончится? Вряд ли... Дом стоит без окон и без крыши - все снесло снарядами. Я пытался туда прорваться, чтобы хоть окна пленкой закрыть, чтобы снег и дождь не разрушали его. Но не вышло. И собака моя тоже погибла...

В Питере долгое время Валентин Филиппович скитался по съемным комнатам и дачам. А потом друзья похлопотали, и его поселили вот в эту квартирку в социальном доме. Еле-еле удалось получить Родченко кредит (76‑летним его не особо дают), чтобы сделать ремонт и купить нехитрую мебель. Так и живет.

Я был согласен на любое жилье. Крыша над головой нужна ведь. Я все время думаю: сам ведь виноват, что остался на старости лет без крыши над головой. Но, с другой стороны, откуда можно было знать, что начнется эта война...

Редакция газеты «Московский комсомолец» просит выделить квартиру Валентину Родченко. Капитаны не должны быть выброшены за борт!

В середине 80-х годов когда СССР еще заботился о своем статусе первой арктической державы на ледовом континенте работало 7 стационарных и несколько сезонных научных станций. Ученые вели наблюдения за космосом, погодой, за поведением человеческого организма в экстремальных условиях. Каждое лето, а на полюсе оно короткое и длится всего лишь два месяца декабрь и январь, к берегам материка подходили корабли советской антарктической экспедиции и выгружали на припаянный лед продовольствие, топливо, стройматериалы и научное оборудование. Вертолеты перебрасывали груз на берег, а с берега забирали отзимовавших свое полярников. После обхода прибрежных станций в середине марта, когда в Антарктиде начинается зима, ледоколы прощально гудели и ложились на курс домой. А через год все повторялось из Мурманска, Архангельска, Владивостока и Находки шли на южный полюс советские антарктические экспедиции.

Ледокол «Михаил Сомов» всегда выходил в рейс из Ленинграда. Большой беды в срыве графиков навигации из-за несвоевременного финансирования экспедиций, руководство института Арктики и Антарктики не видела. Бывалые полярники умели работать в экстремальных, а зачастую даже безвыходных ситуациях. До поры до времени антарктические навигации заканчивались благополучно.

Флагманское судно 30 Антарктической экспедиции «Михаил Сомов» вышло из Ленинградского морского порта 21 ноября 1984 года на один месяц позже срока. Уже в середине антарктического лета ледокол подошел к морю Космонавтов и 2 января 1985 года, пробив многокилометровый путь припаянных льдов, «пришвартовался» у станции «Молодежная». Открытие поздней навигации отчасти компенсировалось экономией времени на разгрузке. Из судовых трюмов ящики с грузом переносились прямо на берег, а потом к станции доставляли на экспедиционном корабле «Павел Корчагин».

Во время одной из перешвартовок капитан ледокола «Михаил Сомов» посадил судно на подводные камни. В это было трудно поверить, но факт оставался фактом. Капитан флагманского корабля Сухоруков был пьян. Его сразу же отстранили от управления судном и на одном из экспедиционных кораблей отправили домой. На ремонт корпуса водолазы потратили неделю. После этого команда еще долго обсуждала подробности злополучной швартовки. Скоро в начале февраля антарктическое лето подошло к концу. Когда ледокольное судно полностью разгрузилось у станции «Мирный», на капитанский мостик поднялся Валентин Радченко.

Далее флагману предстоял переход в самый опасный район - к станции «Русская». Капитан был в Антарктике не новичок и лишних вопросов не задавал, впрочем, другого выхода у него не было - на станции закончилось продовольствие и топливо. Ледоколу нужно было пробиться туда даже с риском для собственной жизни. Решили сначала отправиться в Австралию за топливом и только в марте, когда уже начиналась зима, ледокол «Михаил Сомов» вошел в море Росса.

Район, где была построена станция «Русская» до сих пор у полярников всего мира пользуются дурной славой. Эту точку Западной Антарктиды называют «полюсом ветров». В 1983 году метеорологом этой станции удалось зарегистрировать порыв ветра 77 метров в секунду. Безветренная погода здесь большая редкость. Ураганные ветры почти 300 дней в году. Они легко передвигают целые поля паковых льдов и делают море Росса малопригодной для судоходства.

Когда 1985 году ледокол вошел в море Росса, на «полюсе ветров» было тихо. Началась разгрузка. За 7 вертолетных рейсов перебросили все продовольствие и топливо, поменяли зимовщиков. Люди торопились, так как никто не верил что, безветрие продолжится долго. Так и случилось - закончить разгрузку моряки не успели. Поднялся ветер с порывами до 50 метров в секунду. Видимость стала нулевой из-за снега. Ураган продолжался трое суток. За трое суток тяжелые льды перегруппировались полностью и не оставили у корпуса судна ни одной трещинки, по которой ледокол мог бы выйти на чистую воду. «Михаил Сомов» оказался в ледовой ловушке.

Гидрологами подсчитано, что в водах Антарктики плавает около 200 тысяч айсбергов. По акватории они распределены неравномерно, где то больше где-то меньше. Экипажу ледокола, оказавшегося в ледовом плену, в ту зиму показалось что все они сосредоточились возле них. Это был настоящий парад айсбергов.

На «большой земле» в институте Арктики и Антарктики каждый день шли совещания. Обсуждалась ситуация в море Росса и кто знает какое решение было бы принято если бы не произошли изменения в политической жизни государства. 10 марта умер генеральный секретарь Черненко. На смену ему пришел Михаил Горбачев - новый лидер с новыми представлениями о направлениях страны. Чрезвычайное положение с ледоколом было некстати, и Москва не спешила отвечать на радиограммы из района бедствия. Но бездействие Москвы было продиктовано не только попытками скрыть случившееся, ученые были уверены, что ледокол вынесет на чистую воду. Ведь капитан на этом же ледокольном судне уже попадал в дрейф в Баренцевом море. Тогда все закончилось благополучно.

Однако начальник экспедиции и капитан просили ученых обратить внимание, что у станции дрейфуют многолетние паковые льды Тихоокеанского массива. В ответ на радиограммы о помощи из Москвы шли приказы с требованиями не паниковать, ведь «Михаил Сомов» дизель-электрический ледокол усиленного ледового арктического класса не боится сжатия, если не брать в расчет трещину, полученную на станции «Молодежная». И очень скоро она напомнила о себе вовремя одной из подвижек льда. На борту судна находились предназначенные для станции «Ленинградская» стройматериалы: бревна, листы металла, цемент. Вскоре все пошло вход, чтобы устранить пробоину. Экипаж судна выигрывал схватку за схваткой, и все это было достижение людей, которые были очень ограничены в своих возможностях и действиях. Долго так продолжаться не могло.

Начальник экспедиции Дмитрий Максутов телеграмму за телеграммой отправлял в Москву. И наверху, наконец, откликнулись. Стоявшему, на расстоянии 300 км на чистой воде теплоход «Павел Корчагин», получил команду эвакуировать экипаж ледокола и полярников с помощью судового вертолета. Но при этом на ледоколе должна остаться команда добровольцев способная в случае освобождения судна самостоятельно довести его до порта Ленинград.

Выбор на самом деле тяжелое испытание и сделать его нелегко. Выдержали не все. Моряки, сохранявшие самообладание при виде идущего на них айсберга, теперь, когда появилась возможность спастись, даже не заботились о том, как выглядят в глазах тех, кто оставался на ледоколе.

Не дрейфующем в море Росса ледоколе «Михаил Сомов» осталось 53 добровольца. Перед ними стояла задача сохранить судно. К середине апреля капитан получил из Москвы радиограмму прекратить служебную переписку. Приказ был прямым следствием совещания в Госкомгидрометео, на котором было озвучено, что в течение месяца спасения не будет. Но экипаж решил что будет держаться до последнего. Пока в сутках оставался один час светлого времени судовой вертолет летал на ледовую разведку. Но к сожалению все трещины вели в никуда.

Наступила полярная ночь, постоянная опасность и мысль о том, что никто не придет на помощь повергала людей в отчаяние. На возвращение домой уже мало кто рассчитывал. В каютах прекратилось обсуждение темы семьи, слишком болезненным был разговор. Неподвижный прочно вмороженный в 6-метровой толщины лед, дизель-электроход превратился в часть антарктического ландшафта. Казалось, что в темноте полярной ночи остановилось время. В каютах моряки сидели угрюмые и отрешенные.

Но неожиданно всё изменилось. К капитану забежал радист и сказал, что о ледоколе говорят в радиоэфире. Сразу после того как в эфире иностранной радиокомпании прозвучало сообщение о советском судне брошенном в Антарктиде, капитану тут же позвонили из Москвы и сказали, что он обязан общаться с журналистами. Тут же была сформирована экспедиция по спасению судна, в которую входили 5 журналистов. Шел четвертый месяц дрейфа судна, когда в советской прессе появились первые заметки о драме в море Росса.

Стали обсуждаться варианты спасения моряков. Самым разумным казалось отправить в Антарктиду атомный ледокол. Но по письменному договору 1959 года об Антарктиде, она была признана безъядерной зоной и находиться там могли только обычные дизельные ледоколы. Найти желающего на такое трудное задание было нелегко. Вскоре нашелся капитан, которого было бы не жалко в случае провала операции. Им стал Геннадий Антохин, имеющий какие-то давние провинности перед партийной организацией. Начальником спасательной экспедиции назначили Артура Чилингарова, авантюриста-полярника, который умел рисковать.

12 июня 1985 года ледокол «Владивосток» покинул одноименный порт. Начальника экспедиции и капитана сильно беспокоило одно - на ледоколе «Михаил Сомов» заканчивалось топливо, каждый день судно могли раздавить льды. Путь от «большой земли» занял около 2 месяцев из-за потери скорости во время перехода через район, который моряки всего мира называют ревущие «сороковые». Ледокол не приспособлен для плавания по чистой воде, даже легкая зыбь бросает его с борта на борт как игрушку. А «Владивосток» раскачивали волны высотой с пятиэтажный дом.

Вскоре ледокольное судно вошло в воды Антарктики. Далее ледокол шел, меняя курс по разводьям и трещинам. Обходили скопления многолетнего льда. Казалось, что 36-летний капитан судна Геннадий Антохин наизусть знал дорогу во льдах. Во время его вахты экспедиция проходила самые большие расстояния. Но чем дальше на юг, тем тяжелее был лед. И тут случилось то, чего больше всего боялся Чонгаров, ледокол «Владивосток» не дойдя 170 км до точки назначения, сам попал в ледовую западню. Тогда было решено отправить на потерпевшее судно вертолет. На тот момент коварный Тихоокеанский ледовый массив уже пятый месяц удерживал свою добычу.

Неожиданно налетевший ураган неожиданно освободил из ледового плена «Владивосток». Во льдах появились трещины, и ледокол своим ходом дошел к аварийному судну. Моряки были спасены, а «Михаил Сомов» каким-то чудным образом освободился из ледового плена и своим ходом благополучно прибыл в родной порт. На «большой земле» моряков встречали как героев.

Для расследования обстоятельств ЧП у берегов Антарктики была создана специальная правительственная комиссия. Ее работой руководил Андрей Громыко. Он потребовал сделать со спутников фотоснимки района, в котором проходил дрейф ледокола «Михаил Сомов». И выяснил, что в этой зоне были такие торосы, что живым оттуда не выйти. С капитана Родченко были сняты все обвинения, и он был представлен к награде Героя Советского Союза, за сохранение жизни вверенного ему экипажа. Этого же звания удостоился начальник экспедиции Чилингаров. Единственным участником антарктической эпопеи, которого обошли все награды был капитан Антохин, который на своем ледоколе пробился к аварийному судну. Чиновники так и не смогли простить грехи перед партийной организацией.

Основой драматических событий стало позднее начало навигации. Именно в этом видел главную причину бедствия председатель правительственной комиссии Андрей Громыко.

А так как виновник должен быть, наказали научно-исследовательскую станцию «Русская», которую закрыли. Теперь в районе моря Росса работают американцы.

На экраны вышел фильм-катастрофа «Ледокол». Итак, завязка сюжета такая: 15 марта 1985 г. во время обеспечения станции «Русская» ледокол «Михаил Сомов» (капитан В. Ф. Родченко; ледокол был назван в честь известного советского исследователя Арктики Михаила Михайловича Сомова (1908-1973)) был зажат тяжёлыми льдами и оказался в вынужденном дрейфе вблизи побережья Антарктиды у Берега Хобса. С дрейфующего судна вертолётами Ми-8 было эвакуировано 77 участников экспедиции и членов экипажа на теплоход «Павел Корчагин» - эвакуацию этих «лишних людей» завершили 17 апреля 1985 года.

Для спасения «Михаила Сомова» был направлен ледокол «Владивосток». 26 июля 1985 года ледокол обколол лёд вокруг «Михаила Сомова» и 11 августа оба судна вышли на чистую воду. Всего в дрейфе «Михаил Сомов» находился 133 дня. В память об этом событии был выпущен почтовый блок! Ледокол «Михаил Сомов» награждён орденом Трудового Красного Знамени за героический дрейф во льдах Антарктиды и успешное освобождение из ледового плена, а капитан судна Валентин Филиппович Родченко был удостоен звания Героя Советского Союза, многие члены экипажа награждены правительственными наградами.

В середине февраля 1985 г. ледокол «Михаил Сомов» (капитан В. Ф. Родченко; ледокол был назван в честь известного советского исследователя Арктики Михаила Михайловича Сомова (1908-1973)) прибыл в район станции «Русская», расположенной в тихоокеанском секторе Антарктики. Ему предстояло сменить состав зимовщиков, доставить топливо и продукты. Внезапно начался шторм, скорость ветра достигала 50 м/с. 15 марта 1985 г. ледокол был зажат тяжёлыми льдами и оказался в вынужденном дрейфе вблизи побережья Антарктиды у Берега Хобса. Судно блокировали тяжёлые льдины толщиной 3-4 метра, и оно вынуждено было дрейфовать со скоростью 6-8 километров в сутки при температуре -20..25 градусов. «Михаил Сомов» оказался прочно пленённым в море Росса примерно в 800 км от ледовой кромки.

С дрейфующего судна по распоряжению из Москвы вертолётами Ми-8 было эвакуировано 77 участников экспедиции и членов экипажа на теплоход «Павел Корчагин» - эвакуацию этих «лишних людей» завершили 17 апреля 1985 года. На «Михаиле Сомове» оставались 53 человека во главе с капитаном В. Ф. Родченко.

Чтобы выручить из дрейфующей ловушки судно, по просьбе Госкомгидромета СССР Министерство морского флота выделило ледокол «Владивосток» Дальневосточного морского пароходства, а Министерство гражданской авиации – вертолёты палубного базирования под командованием Б. В. Лялина. Однако, их прибытие в море Росса через весь Тихий океан требовало значительного времени. Ледокол «Владивосток» ударными темпами загрузили дополнительным горючим, продовольствием, комплектами теплой одежды (на случай длительной зимовки, а то и высадки людей на лёд), тройным запасом буксировочных тросов, запасными частями для буксировочных лебедок. Ни на «Михаиле Сомове», ни на «Владивостоке», ни в министерствах не могли предположить, как будет складываться ситуация – море Росса было мало исследовано и таило массу загадок.

А в это время «Михаил Сомов» с заклиненными рулем и винтом дрейфовал в центре устойчивых многолетних льдов в южнополярной ночи. Капитан Родченко мобилизовал всё для жизнеобеспечения «пленника» - команда вела наблюдение за массивными подвижками льдов, за торосами, находящимися в опасной близости и три раза в сутки выходил на связь с антарктической станцией «Молодёжная», которую в буквальном смысле, «раздирали» редакции газет, радио, телевидения множества стран мира, требуя информации: «Как там „Михаил Сомов“?», т.к. из-за магнитных бурь сам экипаж ледокола утратил слышимость Москвы и Ленинграда.

К концу июня «Михаил Сомов» пережил сотый день дрейфа. Вблизи корабля поднялись торосы, высота которых достигла верхней палубы. Пришлось сократить расход электроэнергии, пара, пресной воды. Отказались от обогрева ряда служебных помещений, балластных танков. Санитарный день (стирку, душ, баню и так далее) теперь устраивали только два раза в месяц. Принятые меры позволили экономить ежедневно до 2,5 тонн горючего. Капитан Родченко жёстко поставил задачу: продержаться до подхода «Владивостока».

Тем временем ледокол «Владивосток», выйдя 10 июня 1985 г. из владивостокского порта, на максимальном ходу шел на юг. В Новой Зеландии на его борт поднялся назначенный Советом Министров СССР начальник специальной экспедиции по оказанию помощи «Михаилу Сомову» Артур Николаевич Чилингаров – будущий президент Государственной полярной академии и депутат Государственной думы РФ: он отвечал за координацию действий всех технических средств и личного состава в спасении «Михаила Сомова» из ледового плена. На 36-й день, не без риска и огромных трудностей, «Владивосток» (не созданный для сильных штормовых условий открытого океана) преодолел 40-е и 50-е широты – при этом часто оба его борта полностью уходили под воду, однако размещённый в укрытиях палубный груз удалось сохранить. Ледокол установил радиотелефонную связь с «Михаилом Сомовым» и «Павлом Корчагиным», который подстраховывал «пленника» у кромки льда. 18 июля 1985 г. «Владивосток» встретился с «Павлом Корчагиным», взял у него вертолёт и направился дальше через молодые льды освобождать дрейфующий «Михаил Сомов», до которого оставалось 600 миль.

Узнав о скором прибытии «Владивостока», экипаж дрейфующего судна, несмотря на шторм и полярную ночь, стал готовиться к встрече: перебрал главные двигатели, проверил гребную установку, освободил ото льда винт и руль. Дабы не дать последним вмёрзнуть вновь, пользуясь сэкономленными запасами топлива, несмотря на невозможность двигаться, поддерживали в работе главные двигатели.

26 июля 1985 г. прибывший «Владивосток» перемещался вокруг «Михаила Сомова», обкалывая льды в условиях ненастной погоды (сильный юго-западные ветер и -34 градуса). Погода ухудшалась, поэтому как только «Михаил Сомов» был оторван ото льдов, «Владивосток» сразу же двинулся по пробитому им же каналу в обратный путь, а «Михаил Сомов» последовал за своим освободителем.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 февраля 1986 года за мужество и отвагу, проявленные при исполнении служебного долга, капитану научно-исследовательского судна «Михаил Сомов» Арктического и антарктического научно-исследовательского института Валентину Филипповичу Родченко присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 10783), Героем Советского Союза и кавалером ордена Ленина стали и Артир Чилингаров. Получили награды и сами суда: «Владивосток» – орден Ленина, «Михаил Сомов» – орден Трудового Красного Знамени

Это был не первый (первый был в 1977 году) и не последний ледовый дрейф «Михаила Сомова». Через 6 лет, 4 мая 1991 г., этот ледокол (капитан Ф. А. Песьяков) был экстренно направлен в к станции «Молодёжная» для эвакуации более 150 полярников. Сквозь тяжёлые льды «Михаил Сомов» пробился в район станции Молодёжная и 9 июля 1991 г. была завершена эвакуация полярников на борт судна, но обратно «Михаил Сомов» выйти не смог и был зажат льдами. В течение 19 и 20 августа 1991 года, в условиях полярной ночи полярники и 15 членов экипажа вертолетами были вывезены обратно на станцию Молодёжная, а 22 августа более 190 полярников были вывезены со станции самолетом Ил-76МД (командир Герой Советского Союза С. Г. Близнюк). Ледовый дрейф «Михаила Сомова» продолжался до 28 декабря 1991 года.

Сейчас ледокол «Михаил Сомов» продолжает работать в Арктике (поэтому съемки проходили не на нем, а на поставленном на вечную стоянку атомном ледоколе «Ленин»), а герой событий 1985 г. капитан Валентин Филиппович Родченко 20 лет назад вышел на пенсию и живет в Санкт-Петербурге.

А что же показал в своем фильме режиссер Николай Хомерики?

Полагаю, что читатели хорошо знают, как американская кинопропаганда умеет обращать поражения своей страны в блистательные победы. Ярким примером этого может служить вышедший на экраны меньше года назад фильм Стивена Спилберга «Шпионский мост», посвященный подробностям обмена советского разведчика Рудольфа Абеля (В. Фишера) на пилота американского разведывательного самолета U-2 Пауэрса. Абель на следствии и суде ничего не рассказал и ни в чем не признался, и в итоге получил 30 лет тюремного заключения и стал ждать, когда страна его освободит. Пауэрс же признался во всем, публично попросил прощения у советского народа, а обменять на Абеля американская сторона его решила исключительно потому, что боялась, как бы он не рассказал нашим об устройстве секретного самолета (хотя в самолете был заряд взрывчатки, который должен был сработать вместо катапульты – именно для избежания попадания живого пилота в руки врага). А что мы увидели в фильме Спилберга? Несмотря на страшные пытки в застенках GULAG Пауэрс ничего не выдает и его обменивают на Абеля, которого ждет расстрел на его параноидальной родине. В действительности Абель прожил в СССР после обмена ещё 7 лет, окруженный почётом и уважением, а Пауэрса встретили холодно, обвинили в несовершении самоубийства (хотя перед полетом ему специально для этого выдали отравленную иглу), выгнали из ВВС, а закончил он свои дни через 15 лет, управляя вертолетом, снимавшим репортаж о тушении лесного пожара для провинциальной телекомпании. И только в следующем веке из него решили сделать героя...

Так вот, создатели фильма «Ледокол» превзошли американцев и добились обратного: победу обратили в позор – в фильме нет ни эвакуации «лишних ртов» вертолетами, ни постоянно дежурящего у кромки льдов судна-спасателя, ни последующего награждения званиями Героя Советского Союза капитана ледокола и руководителя спасательной экспедиции и награждения орденами самих кораблей... Ничего нет! Родина про них просто забыла и родственники два месяца не знали что случилось с их мужьями и отцами, да и спасение ледокола экспедицией на «Владивостоке» во главе с Чилингаровым вошло в фильм как бы между прочим – судя по одному эпизоду, у создателей была мысль, чтобы затертый льдами ледокол спасли австралийцы или новозеландцы, но, видать, при живом Чилингарове на такой поворот сюжета они не решились...

Зато добавлено много от себя: на зажатом льдами ледоколе сволочной старший помощник затевает интригу и Москва вместо действующего капитана присылает нового – тупого солдафона, который вместо усилий по спасению корабля и людей занимается укреплением дисциплины, и в результате команда устраивает бунт. А на идущем спасать «Михаила Сомова» ледоколе человек неопределенной должности (но, как догадается любой зритель, читавший Солженицына в школьной программе – чекист) угрожает жене главного героя, требуя чтобы та уговорила мужа признать вину в случившемся. Заодно зритель узнает, что для починки вертолета надо не лезть внутрь с инструментами и пытаться устранить проблему, а надо забраться в кабину и в истерике молотить ногами по приборной панели – тогда вертолет обязательно заведется!

Почему так получилось? Думаю, ответ можно найти в биографии режиссера фильма Николай Хомерики: в 2001 г. получил грант министерства иностранных дел Франции на обучение и в 2005 г. окончил в Париже аспирантуру режиссёрского факультета государственной киношколы «La Fémis». Однако, вместо того, чтобы применить свои таланты на практике и отблагодарить щедрое французское правительство, снимая фильмы на интересные французам темы – про агрессию против Ливии или про исламизацию страны – но вместо этого решил осчастливить российских зрителей, переврав подвиг команды «Михаила Сомова». Что ж, лишний раз убеждаешься, насколько был прав первый премьер-министр независимой Индии Джавахарлал Неру, сказавший «Интеллигенция, воспитанная колонизатором, является главным врагом собственного народа»!

Слово, смотреть этот фильм можно только по приговору суда, которым одни персонажи фильма так любили пугать других...

Мы должны были на судне «Михаил Сомов».

Судно в этой части будет главным действующим лицом, поэтому о нем хочу рассказать чуть подробней. Итак, это дизель-электроход, который может быть использован в ледокольном варианте при толщине сплошного льда до 70 см. В первый свой рейс судно вышло 38 лет назад. По идее, ему уже давно пора на пенсию, но покой ему только снится, так как молодежь на смену старичку не спешит. Сейчас «Михаил Сомов» занимается тем, что доставляет грузы на полярные станции, погранзаставы и тому подобное. Ну и, конечно, систематически перевозит ученых, журналистов, и прочих специалистов. Перевозит, разумеется, не бесплатно, а за достаточно большие деньги, порядка двухсот тысяч рублей с носа в один конец. Ну, или как договоришься. Оптом, может быть, получается дешевле.

В связи с тем, что Сомов - не совсем ледокол, а всего лишь судно ледового класса, весной в Арктику ему попадать проблематично, дойти своим ходом он может чуть севернее Новой Земли. Но, если надо попадать дальше, например, на ту же Землю Франца-Иосифа, то на помощь Сомову должен приходить настоящий ледокол. Собственно, в этот раз так и получилось. В связи с тем, что в мае в Ледовитом океане лежат тяжелые льды, к доставке экспедиции пришлось подключать атомный ледокол «Таймыр», который должен будет провести Сомова к архипелагу. При этом, по словам одного из участников экспедиции, аренда Сомова в сутки стоила около трех миллионов рублей, а аренда Таймыра – около пяти миллионов рублей. Черт его знает, можно ли доверять названным цифрам, но все равно ясно, что доставка людей двумя подобными судами получилась недешевой. Зачем же это понадобилось?

По словам специалистов, суть такой ранней заброски на Греэм-Белл заключается вот в чем. Во-первых, на остров надо доставлять огромное количество груза - тяжелую технику, инструменты, балки для рабочих, топливо, еду на четыре месяца, и прочий груз, вплоть до строительных материалов. Ну и конечно, помимо груза на корабле надо разместить более сотни пассажиров. Справиться с такой заброской в Арктику может далеко не каждое судно. Во-вторых, из-за особенностей акватории близ Греэм-Белла, выгружать доставленную технику можно только на лед, так как летом вплотную к берегу не подойти даже на плашкоуте – слишком мелко. Ну и, наконец, в-третьих, такая спешка объясняется тем, что Баренцево море активно подмывает низкие островные берега, и летом многие емкости, а заодно, разумеется, и ГСМ могут оказаться в океане. Промедление, по словам ученых, могло привести к экологической катастрофе. Так ли это на самом деле, не ясно до сих пор. Однако, учтя все эти факторы, специалисты решили, что выгоднее всего выходить в начале мая, выгружаться на «ледовый причал», и использовать для доставки столь серьезные и дорогие суда, как «Таймыр» и «Михаил Сомов».

Итак, отправиться мы должны были из погрузочно-разгрузочного района «Экономия», который расположен аж в 25 километрах от центра Архангельска.

Ясно, что на своих двоих туда не добраться. Поэтому, было принято решение собраться в офисе «Русской Арктики» , и централизованно ехать оттуда. Так все и сделали.

Утром мы собрались в офисе. Всех участников, посылаемых Национальным Парком, отправили на брифинг. После него пару часов мы все провели в томительном ожидании, после чего, наконец, подошла машина, и мы смогли погрузить на нее свои вещи.

Вместе с нами поехал кинооператор - Максим Фейтельберг и геолог - Юрий Викторович Карякин. Люди, кстати, как оказалось, очень яркие и интересные. Фейтельберг, например, снял фильм «Три капитана» об исследователях Арктики: Седове, Русанове и Брусилове, и в этом году собирался снимать что-то не менее любопытное. А Карякин - кандидат геолого-минералогических наук, ученый секретарь геологического института РАН и просто очень увлеченный своим делом человек - вписался за копейки работать в качестве государственного инспектора «Русской Арктики», и все ради того, чтобы побывать на Греэм-Белле и взять образцы пород для своих научных изысканий.

Кстати, о госинспекторах «Русской Арктики». С ними вообще все интересно получилось. Инспекторов на острове было трое. Один из них, как уже сказано, - геолог, работающий на четверть ставки ради того, чтоб просто попасть на Греэм-Белл. При этом, он все равно был самым грамотным, ответственным и адекватным инспектором. Второй - шофер «Русской Арктики» - бывший прапорщик, который вышел на пенсию и пытается хоть где-то подработать, и которого пихнули на остров только потому, что он умеет колоть дрова и убирать снег. Так что он в принципе, ни в законодательстве, ни в природоохране - ни в зуб ногой. Ну и третий - совершенно неадекватный экземпляр, о котором мы еще долго будем рассказывать и который тоже, кстати, бывший военный. Так что с природоохранной деятельностью на острове, ясное дело, все было очень сложно. Ну да об этом речь еще пойдет в следующих частях.

К кораблю мы попадали через КПП. Предъявив документы на себя, а также на собаку, мы мгновенно прошли на территорию порта, а затем на автобусе доехали до судна.

Возле Сомова уже толпились рабочие, которые и будут заниматься той самой пресловутой «очисткой Арктики». По какой-то причине их не пустили сразу на корабль, и им пришлось стоять рядом со своими вещами и терпеливо дожидаться, пока начальство до них снизойдет.

Попав на корабль, мы первым делом осведомились - как нам быть с нашим песиком и можно ли его держать у себя в каюте, на что нам было сказано, что собака должна находиться в клетке, на корме судна, и никак иначе. Ну, что поделаешь, придется бедному Севе неделю сидеть вдали от нас и привыкать к самостоятельности. К счастью, на судне едет еще один зверь - четырехмесячный щенок, который составит нашему страдальцу компанию.

Тем не менее, пока не попали в каюты, Севу мы держали при себе, и он сразу стал местной звездой: все операторы снимали только его. И даже у меня умудрились взять интервью, спрашивая, как я отношусь к тому, что буду единственной женщиной на острове. Этот вопрос, надо сказать, интересовал всех: как я буду несколько месяцев находиться в окружении шестидесяти с лишком мужчин? Как будто я знала, что на это ответить. Я вообще-то впервые должна была оказаться в такой ситуации. Тем не менее, мне это не казалось чем-то экстраординарным - ну а что такого? Какая разница, какого пола будут люди. В окружении шестидесяти женщин на краю земли все может быть не менее просто, а может даже и наоборот.

А погрузка тем временем «шла полным ходом»: операторы снимали порт, журналисты брали интервью, пассажиры пытались найти свои каюты…

А Петька вместе с Карякиным таскал вещи на корабль. И как только они все подняли наверх, подъехали сотрудники «Русской Арктики» с новой порцией груза. К счастью, его оказалось не так много, да и к переноске подключились новые люди.

Затем нам показали наши каюты. Выяснилось, что я буду жить вместе с местной буфетчицей в ее личной двухместной каюте. Очень уютной, к счастью. И буфетчица оказалась очень доброй и отзывчивой женщиной. Словом, мне повезло. А вот Петька вместе с некоторыми другими сотрудниками «Русской Арктики» поедет в лаборатории - совершенно странном помещении, которое хоть и имеет койки, но жильем может быть названо с очень большой натяжкой. Тем не менее, со временем все там более-менее устроились. Правда, вот, мы как-то не подумали, что на корабль (да и в экспедицию тоже) надо взять с собой тапки. Так и ходили в ботинках и кроссовках.

Разместившись в каютах и слегка осмотревшись, мы выяснили, что кормят на Сомове четыре раза в день – завтрак, обед, что-то вроде перекуса, и ужин. Кормят, кстати, неплохо. Правда, с промежуточными чаепитиями - проблема. Воду кипятить просто негде. Самые опытные пассажиры взяли с собой личные электрические чайники, а неофитам пришлось обходиться единственным общественным, стоящим в каком-то непонятном подсобном помещении.

Столовых там две. Одна для плебса, а вторая для патрициев. Мы питались вместе с «чернью». Впрочем, вместе с нами в столовой почему-то оказались два кинооператора - Максим Фейтельберг и Александр Прилуцкий. С ними мы в основном и общались. С остальным народом как-то еще не было повода познакомиться.

Разобравшись с местным бытом, и устроившись в каютах, мы, наконец, смогли расслабиться и предаться безделью. Мы спали, смотрели бесконечные киношки (и даже, о ужас!, все серии Звездных войн), выгуливали Севу, фотографировали море, корабль и пролетающих птиц, и занимались всякой ерундой.

Впрочем, развлечения там тоже были. Например, с нами на Сомове ехал епископ Нарьян-Марский и Мезенский Иаков, который просил называть себя не иначе как Владыко.

Так вот, епископ не только ежедневно устраивал молебны, но и как-то раз прочел по громкой связи весьма запутанную лекцию о вреде курения. Признаюсь, мне было интересно послушать, какие доводы он приведет, но, честно говоря, - не осилила, уж больно все было мудрёно. Как-то не ожидала услышать одновременно и отсылки к верованиям древних латиноамериканских индейцев (ясен пень – язычников) и к тому, что сигарета – это дьявольская труба, которая извергает дым из утробы грешника.

Помимо епископа, развлечения нам подкидывал и капитан Сомова. Например, он решил устроить учебную тревогу на корабле, в рамках которой народ собрали в столовой и пофамильно объявили, кому какую шлюпку надо будет занять.

На следующий день в урочный час прозвучал сигнал, и народ, на удивление централизованно, пришел в столовку, после чего все также сообща прошествовал на палубу и, погрузившись в шлюпки, нервно улыбаясь, несколько минут просидел в полутьме.

Наконец, всем разрешили вернуться в каюты, и пассажиры, с облегчением вздохнув и расслабившись, с чувством выполненного долга рассосались по судну.

После этого капитан вызвал кое-кого из начальства и журналистов к себе в каюту, а я туда заявилась за компанию, без спроса, совершенно наглым образом сев прямо перед капитаном, и изобразив фотокорреспондента, щелкающего все вокруг. Капитан рассказал о том, как будет проходить процесс подхода к ледовому причалу, а также последующей разгрузки. И даже показал несколько фотографий того, как ледокол как-то раз уже помогал Сомову преодолеть ледовые препоны и подойти к земле, толкая его носом в корму.

Так и проходили наши дни, пока корабль не миновал Новую Землю, и на море не начал появляться лед. На завтра обещали встречу с ледоколом, и мы решили лечь пораньше, чтоб с утра застать его приход.

Сегодня был на судоремонтном заводе "Красная Кузница". Он находится в Архангельске, на острове Соломбала. Я посетил научно-экспедиционное судно "Михаил Сомов" и расскажу сегодня о нем.

«Михаил Сомов» — дизель-электроход, может быть использован в ледокольном варианте при толщине сплошного льда до 70 см. Назван в честь известного советского исследователя Арктики Михаила Михайловича Сомова (1908—1973).

Построен Херсонским судостроительным заводом Минстроя СССР, является заключительным семнадцатым судном типа «Амгуэма» (и пятым из числа судов серии, построенных этим заводом, головное судно «Капитан Мышевский»), утвержденного Минсудпромом в проекте №550 в январе 1956 года.

Научно-экспедиционное судно заложено 10 октября 1974 года по заказу Госкомитета по гидрометеорологии и гидрологии СССР. Спущено на воду 28 февраля 1975 года. Подъем Государственного флага СССР на «Михаиле Сомове» состоялся 8 июля 1975 года. Этот день и считается днем рождения судна. Оно было передано в НИИ Арктики и Антарктики под командование капитана М. Е. Михайлова 30 июля 1975 года. 2 сентября того же года «Михаил Сомов» вышел в свой первый рейс.

«Михаил Сомов» участвовал в двадцати одной советской и российской Антарктических экспедициях. Выполнено более десятка рейсов от ААНИИ по перевозке грузов, в том числе и в Арктику.

Антарктический дрейф 1977 года
В 1977 году «Михаил Сомов» выполнял операцию по снабжению и смене персонала антарктической станции Ленинградская. 1 февраля 1977 года в точке 68°20" ю. ш., 162°32" в. д. «Михаил Сомов» вошёл в полосу 8 - 10-балльных льдов. Когда до выхода в полынью вблизи от станции оставалось около 30 миль, синоптическая обстановка внезапно ухудшилась. Из-за сильной метели судно легло в дрейф и за трое суток господствующим юго-восточным ветром вместе с ледяными полями было снесено на 56 миль на запад. Лед вокруг судна был поджат, всторошен, и оно не могло активно двигаться.

6 февраля 1977 года в 68°33" ю. ш., 158°05" в. д. начался дрейф «Михаила Сомова» во льдах Балленского ледяного массива.
В период с 19 февраля по 2 марта 1977 года была осуществлена смена персонала станции Ленинградская, находившейся на расстоянии 200 км. Станция была обеспечена топливом, продовольствием и другими грузами.

В конце марта ледовая обстановка стала улучшаться. 28 марта «Михаил Сомов» сумел развернуться в узкой трещине и начал пробиваться на восток. 29 марта 1977 года, преодолев перемычку из тяжелых всторошенных льдов в точке 66°40" ю. ш., 152°06" в. д., судно вышло на северную периферию Балленского ледяного массива.

Дрейф «Михаила Сомова» продолжался 53 дня, за это время судно продрейфовало около 250 миль.

Антарктический дрейф 1985 года
15 марта 1985 года во время обеспечения станции Русская «Михаил Сомов» (капитан В. Ф. Родченко) был зажат тяжелыми льдами и оказался в вынужденном дрейфе вблизи побережья Антарктиды у Берега Хобса. С дрейфующего судна вертолетами Ми-8 было эвакуировано 77 участников экспедиции и членов экипажа на теплоход «Павел Корчагин». Эта операция была завершена 17 апреля 1985 года.

Для спасения «Михаила Сомова» был направлен ледокол «Владивосток». 26 июля 1985 года ледокол околол «Михаила Сомова» и 11 августа оба судна вышли на чистую воду.

В дрейфе «Михаил Сомов» находился 133 дня.

Антарктический дрейф 1991 года
4 мая 1991 года «Михаил Сомов» (капитан Ф.А. Песьяков) был экстренно направлен в к станции Молодежная для эвакуации более 150 полярников. Сквозь тяжелые льды «Михаил Сомов» пробился в район станции Молодежная и 9 июля 1991 года была завершена эвакуация полярников на борт судна. Обратно «Михаил Сомов» выйти не смог и был зажат льдами. В течение 19 и 20 августа 1991 года, в условиях полярной ночи полярники и 15 членов экипажа вертолетами были вывезены обратно на станцию Молодежная.

22 августа 1991 года более 190 полярников были вывезены со станции самолетом Ил-76МД (командир Герой Советского Союза С.Г. Близнюк).

Сегодня
1 мая 2000 года НЭС «Михаил Сомов» было передано Северному УГМС. После заводского ремонта в том же году судно выполнило два рейса в рамках проекта «Арктика-2000» и по доставке грузов на полярные станции, на погранзаставы, нефтяникам, военным организациям западного сектора Арктики.

В 2001—2002 годах судно выполнило семь рейсов с научно-исследовательскими целями и по завозу грузов в высокие широты. В 2003 году состоялись научный рейс в рамках программы «Печора-Штокман 2003» и два «снабженческих» похода в Арктику.
В 2004 году НЭС «Михаил Сомов» выполнило один научный рейс и три снабженческих рейса по завозке грузов на полярные станции, погранзаставы, радионавигационные станции и военные объекты арктического сектора России.

В августе 2009 года судно «Михаил Сомов» находится в эксплуатации у Северного межрегионального территориального управления Федеральной службы по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды. Используется для снабжения российских научных экспедиций в Арктике, для доставки на научные станции, пограничные заставы и иные объекты персонала, оборудования и припасов, а также для проведения научных исследований арктических льдов.

На март 2012 года корабль проходит ремонт на судоремонтом предприятии "Красная Кузница" в городе Архангельск.

Награды корабля
В 1985 году «Михаил Сомов» награждён орденом Трудового Красного Знамени за героический дрейф во льдах Антарктиды и успешное освобождение из ледового плена.

Капитан судна Валентин Филиппович Родченко был удостоен звания Героя Советского Союза, многие члены экипажа награждены правительственными наградами.